«Квадратным стало все, что было на моем теле»

Дуэ — это первое поселение Сахалина. То есть место историческое. Именно поэтому администрация области решила воссоздать здесь историческую деревню. И начала расчистку земельного участка. Однако же, дойдя до здания бункера, решили его мало того что сохранить на память, так еще и украсить росписью на историческую тему.

Предложение осуществить эту задумку поступило к двум московским художникам — Илье Соколову (darkuglyfate и Артуру Гультяеву (kashak.official, занимающимся росписями больших поверхностей уже 19 лет.

«Это одна из самых дальних на моей памяти поездок, связанная с заказом на художественную роспись, а именно Москва — Южный Сахалин — Дуэ, Дуэ — Южно-Сахалинск — Москва, — рассказывает Илья Соколов. — Протяженность пути составила 17 500 километров. Квадратным стало все, что было на моем теле, когда я ехал на автовышке до поселка Дуэ. После перелета в Южно-Сахалинск (составил 8 часов) мы на следующее утро сразу же выехали в Дуэ (путь занял 11 часов)».

К слову, этот же путь в прошлом веке проделал Антон Чехов. И даже написал о Дуэ несколько строк: «…расщелина, в которой и находится Дуэ, бывшая столица сахалинской каторги. В первые минуты, когда въезжаешь на улицу, Дуэ дает впечатление небольшой старинной крепости: ровная и гладкая улица, точно плац для маршировки, белые чистенькие домики, полосатая будка, полосатые столбы; для полноты впечатления не хватает только барабанной дроби. В домиках живут начальник военной команды, смотритель дуйской тюрьмы, священник, офицеры и проч. Там, где короткая улица кончается, поперек ее стоит серая деревянная церковь, которая загораживает от зрителя неофициальную часть порта; тут расщелина двоится в виде буквы "игрек", посылая от себя канавы направо и налево. В левой находится слободка, которая прежде называлась Жидовской, а в правой — всякие тюремные постройки и слободка без названия. В обеих, особенно в левой, тесно, грязно, неуютно; тут уже нет белых чистеньких домиков; избушки ветхие, без дворов, без зелени, без крылец, в беспорядке лепятся внизу у дороги, по склону горы и на самой горе. Участки усадебной земли, если только в Дуэ можно назвать ее усадебной, очень малы: у четырех хозяев в подворной описи показано ее только по 4 кв. саж. Тесно, яблоку упасть негде, но в этой тесноте и вони дуйский палач Толстых все-таки нашел местечко и строит себе дом».

Собственно, это описание вполне раскрывает задумку художника. На лицевой стороне бункера, служившего для загрузки угля на вагончики с гужевой тягой, он изобразил каторжанина с тележкой, наполненной грудой камней, смотрящего в сторону Татарского пролива.

«Закрадывается мысль, — считает художник, — что почти ничего не изменилось в России. Вроде смотришь — все красиво аккуратно, а когда залезаешь поглубже, вся суть и проявляется».

Долго ли продержится это граффити, учитывая непростой местный климат?

«На наш с вами век хватит! — обещает Илья. — Ведь мы пользовались специализированной аэрозольной краской для художественной росписи, для которой местные условия вполне комфортны».

Впрочем, сделал он и иные выводы — куда более оптимистичные: «Совсем не пожалел, что съездил, все-таки природа у нас великолепная!»

Останавливаться Илья не намерен. «И у меня, и у Артура огромное желание запечатлеть историю страны. Но на то, чтобы реализовывать его самостоятельно, нам не хватит ресурсов. Так что, надеюсь, найдутся меценаты, которые поддержат идею росписи серых безэмоциональных российских стен».