«За "Сокольники" я боялась больше всего». История москвички, проектирующей столичное метро

Про отношение к станциям

К сожалению, станции строятся очень долго. Ты с самого начала на объекте, приходишь туда, знаешь, какой это кусок земли, какая там сложная геология. Пять лет на этом месте бьешься, а потом — пуск. Все рукоплещут, красота — ленточку разрезали, поезд поехал. И буквально завтра эта станция уже не твоя.

Одна моя подруга недавно уволилась, пошла внуков воспитывать. Мы встречаемся, и она говорит: «Ты не представляешь, как изменился мой взгляд на вещи. Я еду по Москве и понимаю — это же мы делали, это же моя станция!»

Когда отстраняешься от работы, начинаешь иначе видеть эти объекты. У меня такого еще не произошло, у меня хозяйское к ним отношение. Вижу, бабушка какая-нибудь идет близко к краю платформы, подойду, скажу: «Женщина, что вы здесь идете? Это же опасно». Или вижу, стоит молодой человек, ковыряет ключом стык мраморных плит на стене. Естественно, я подхожу и строго спрашиваю: «Что ты здесь портишь»?

Про выбор профессии

Когда я училась в школе и металась, решая, кем стать, это было ужасно. Потому что и то хотелось, и другое, и третье. Мне тогда учительница по математике посоветовала: «Тань, такой хороший Ленинградский институт железнодорожный». Я даже обиделась. Мне — в железнодорожный? Мне, такой замечательной?

Я тогда думала, что пойду в гидрометеорологический, буду погоду определять. Потому что любила физику, и мне это казалось более интересным. Но потом подружки сказали: «Что ты? Такое некрасивое замызганное здание этого гидрометеорологического института! А в ЛИИЖТе — мраморные лестницы, он во дворце расположен». И мы побежали туда.

Весь первый курс я думала: мне нужно что-то другое, но так и осталась. А потом распределение, никуда не денешься. И я попала в институт «Метрогипротранс», который проектирует метро.

Как это было скучно! Было совершенно не ясно, что от тебя хотят — тоска... Я сидела на седьмом этаже и печально смотрела в офисное окошко. Подружки говорили: «Вот так с утра пришла и весь день там сидишь? Как ты можешь? Куда тебе девать энергию?» Но потом пошла первая станция.

А дальше понеслось, и не было уже времени задуматься или пробовать поменять профессию. Такой пошел ритм проектирования и строительства метро!

Про «Третьяковскую»

Первая моя станция — «Третьяковская». Мы еще малыми детьми были, и наша руководительница, Алла Григорьевна Чернякова, брала на себя всю ответственность. Что мы могли? Исполнять ее задания.

У «Третьяковской» в месте пересадки на «Новокузнецкую» надо было соединить общий вестибюль. Помню, наши старшие товарищи придумали, как это осуществить, а мы делали расчеты. Считать мы умели, и это было необыкновенно интересно — создавать целый комплекс.

Когда мы пытались заскучать и заводили разговоры про то, что, может быть, лучше возводить мосты, Алла Григорьевна говорила: «Девочки, вы даже не представляете, в мостах каждый делает одну деталь. Ты всю жизнь проектируешь либо устои, либо пролеты, первый тип — одной стандартной длины, и второй тип — другой. А у нас — целый комплекс, станция. Огромное сооружение».

Там же помимо того, что видят пассажиры, много помещений, о которых знают только специалисты. Все это находится на глубине, где гидрогеологические условия каждый раз разные. С такой работой у тебя каждый день что-то новое.

Смешно смотреть, когда в кино показывают проектное бюро, где все покрылось пылью и сотрудники только папки с места на место перекладывают. Не знаю, может в СССР и были НИИ, которые исследовали неизвестно что. А у нас было живое дело: одновременно идет стройка, что-то доделывается. И к тебе приезжают строители, и ты ездишь на объект, смотришь. Молодым скучно просто так сидеть, мы всегда с удовольствием туда бежали. И только там все можно было понять, потому что сложно этот огромный объем представить себе на бумаге.

Про живой интерес

Благодаря этому я и осталась на месте, несмотря на свои стремления перейти в более гуманитарные области. Живой интерес в работе всегда был. Ты только делаешь расчеты, а на стройке уже намечена площадка. Уже либо раскапывают котлован, либо сооружается шахта, чтобы опуститься под землю.

И дальше пять лет, как правило, станция строится. Вы представляете, что это такое? Ты там знаешь все-все-все, каждую деталь. К моменту пуска тебе это надоедает страшно, и уже хочется делать что-то другое.

Как стать главным инженером

Когда я начала работать, меня определили в конструкторский отдел. Старшие товарищи нас учили, что в наземном сооружении самый главный — архитектор, все под него строят. А под землей, так как там все очень опасно и сложно, самый главный — инженер-конструктор.

Я долго работала в конструкторском отделе, а, когда начала проектировать Внуковский тоннель, меня назначили главным инженером проекта. Это специалист, который все по проекту собирает, в голове держит и за все отвечает под роспись.

Приходится вникать, отвечать за все разделы, волей-неволей во всем разбираться. Потому что из раза в раз приходишь на совещание, а там 40 строителей, и все их вопросы — к тебе.

Про Большую кольцевую линию

Раньше существовало несколько структур, которые проектировали метро. Сейчас основная — «Мосинжпроект». А все предыдущие 90 лет его проектировал «Метрогипротранс», и проектировать Большую кольцевую линию начинали мы.

Всем известно, что с 1970-х существовал маленький участок БКЛ на юге. Потом на северном участке было шесть станций, среди них — «Деловой центр», «Петровский парк». Их тоже проектировал наш институт. Челноком, как у нас говорят, поезд ходил, пока не построили западный участок, который проектировал уже «Мосинжпроект».

Мне достался участок с тремя станциями, от «Савеловской» до «Электрозаводской» — «Марьина Роща», «Рижская», «Сокольники».

Наверное, сложнее всего было примкнуть и сделать пересадку к станции «Сокольники» мелкого расположения. Она строилась одной из первых в московском метро, в открытом котловане и максимально близко к поверхности. Сверху там буквально два метра.

А на «Сокольниках» к ближайшему дому пристроен стеклянный павильон, там раньше велосипеды продавались. И изначально по проекту был задуман его снос. Потому что очень близко, мы думали — начнем строить, он затрещит, и его разберут. Но не затрещал, настолько качественно все было сделано. Хотя там столько было сложностей — место низкое и высоко вода, она почти вровень с землей, так называемая пониженная точка на поверхности. Тем не менее станция БКЛ «Сокольники» с пересадкой, за которую я больше всего боялась, получилась очень хорошо.

А станции «Марьина Роща» и «Рижская» более традиционны для Метростроя. «Марьина Роща» — самая глубокая, там самый длинный наклонный тоннель. Спускаешься на эскалаторе и видишь длинный баннер на стене: «Самый длинный эскалатор Московского метро, 130 метров».

Участок от «Третьяковской» до «Делового центра»

Конечно, самая первая станция — «Третьяковская» — мне запомнилась как никакой другой проект. И вот десять лет назад возникла тема: продлить желтую линию, которая идет до «Третьяковской». Там конечная, и дальше — ничего. А называлась она раньше Калининско-Солнцевская, потому что изначально было задумано соединить этой веткой Перово с Солнцево.

И вот мне выпало проектировать этот участок — от «Третьяковки» до «Делового центра». Я была просто в восторге — это же надо, такое совпадение! Мы с таким энтузиазмом делали проект, он был безумно сложным, потому что это — центр.

Там нет свободного места, а еще в перестройку налепили магазинчиков, палаток. Все это было приватизировано. Места, где можно было расположиться со стройплощадкой, практически не оставалось. Тем не менее все получилось.

И вот оно, счастье — проект прошел экспертизу и в 2013 году строители пришли на стройплощадку. Место очень сложное, с трудом можно было бы построить станцию за пять лет, но руководство города поставило цель — построить за три года. Это было нереально, и проект замялся. Калининскую линию построили, от «Делового центра» протянув ее дальше, а центральный участок так и остался не соединен. Мечтаю, что и эта наша работа когда-нибудь увидит свет.

Про силу команды

В нашей работе особенно важна команда. У коллег бывали случаи, когда они уходили в другую организацию и ничего не могли там сделать, неважно, конструктор это был или архитектор. Настолько все завязаны.

У нас есть очень пожилые сотрудники, которые без работы не могут. Они были молодыми, когда мы пришли. Мы их холим и лелеем, бережем, потому что это — кладезь знаний.

Расскажу случай. Был такой период в проектировании метро, когда задумывались вторые выходы. Мы их проектировали для «Белорусской», «ВДНХ» и на «Павелецкой». Начали проектировать, уже стали рисовать, и тут кто-то умный догадался собрать стариков. Они пришли, некоторые — еле-еле. И только с их помощью мы поняли, что в ту сторону, куда мы задумали выход, идти нельзя. Там в свое время был какой-то вывал, все залили бетоном, с поверхности провалилось здание. На том месте, куда все ушло, сейчас стоит поликлиника. Так что после этого совета мы быстренько свернулись и туда не пошли. А не было бы наших стариков, неизвестно, чем бы дело закончилось.