История

Создатель московского «палладианства»

История Матвея Казакова — первого архитектурного классика и градостроителя столицы

Резиденция генерал-губернатора на Тверской по проекту Матвея Казакова.

© Андрей Любимов / Агентство «Москва»

Существует легенда, что великий русский архитектор Матвей Казаков умер в 73 года от сердечного приступа, когда узнал о пожаре 1812 года в Москве — его самого увезли насильно дети в Рязань. Так это или нет, мы, наверное, никогда не узнаем. Зато жизнь и творчество зодчего, всю жизнь занимавшегося украшением Первопрестольной, изучены прекрасно, и МОСЛЕНТА предлагает вам почитать о мастере. Тем более, что история крайне увлекательная. Но для начала напомним, что Казаков сделал для Москвы.

Существует легенда, что великий русский архитектор Матвей Казаков умер в 73 года от сердечного приступа, когда узнал о пожаре 1812 года в Москве — его самого увезли насильно дети в Рязань. Так это или нет, мы, наверное, никогда не узнаем. Зато жизнь и творчество зодчего, всю жизнь занимавшегося украшением Первопрестольной, изучены прекрасно, и МОСЛЕНТА предлагает вам почитать о мастере. Тем более, что история крайне увлекательная. Но для начала напомним, что Казаков сделал для Москвы.

Первый градостроитель

Значительная часть построенных Казаковым зданий все-таки пережили нашествие Наполеона. Мастер всегда уделял огромное внимание качеству строительства, сам проверял материалы и точность выполнения работ, посему его дома могут считаться образцовыми по прочности и долговечности. Они выдержали не только пожар 1812 года, но и многочисленные невзгоды последующих веков. Пожалуй, главные и знаковые его работы — Путевой дворец и Кремлевский сенат, восхитивший Екатерину Великую.

Московский пожар 1812 года.

© Wikipedia

Кроме того, Казаков был первым архитектором Москвы, кто стал заниматься вопросами градостроительства. На определенном этапе он понял, что развитие города не может строиться на создании отдельных домов, нужна единая система проектирования улиц, площадей, кварталов и т.д. Застройка должна подчиняться единой идее, иначе неизбежна архитектурная какофония.

А еще мастер воспитал множество талантливых учеников, например, Осипа Бове и Ивана Еготова, которые не только занимались восстановлением Москвы после пожара, но и продолжили его дело. К ним мы, возможно, вернемся, но позже.

Внук крепостного

Происхождение Матвея Федоровича Казакова при всем желании благородным назвать нельзя. Его дед был крепостным крестьянином, отец вырос в деревне и по рекрутской квоте был сдан в солдаты, точнее, в матросы. По счастью, он был грамотен и обладал красивым почерком, благодаря чему его отправили служить не на корабль, а в Московский Адмиралтейский комиссариат, где поручили снимать копии с документов.

Со временем Федор Михайлович продвинулся по службе и занял должность подканцеляриста, что освобождало его от крепостной зависимости. Он обзавелся семьей, детьми и поселился где-то возле Боровицкого моста через Неглинку. Это примерно там, где недавно поставили памятник князю Владимиру.

Когда Матвею было всего двенадцать, его отец скончался. Семья сохранила свободу, но со средствами к существованию было туго. И все же мама Матвея Федосья Семеновна, видя талант сына к рисованию, смогла пристроить его в единственную тогда в Москве архитектурную школу Дмитрия Ухтомского. Платить она возможности не имела, но Ухтомский пошел навстречу вдове. До нас дошло собственноручно написанное им и весьма любопытное письмо:

Казаков Матвей Федорович.

© public domain

«...а усмотрен мною главного крикс комиссариата умершего подканцеляриста Федора Казакова сын Матвей Казаков (который еще к делам никуда не определен), ко оному по моей должности письменному исправлению способным и по натуральной своей охоте ко обучению архитектуры склонным, который по oxoте своей арифметике в кратком времени почти весь обучил; того ради правительствующего сената конторы покорно прошу дабы повелено было помянутого Матвея Казакова для обучения архитектурной науки определить в команду мою в ученики с награждением против младших архитектуры учеников по рублю на месяц жалования, который между тем и письменные по моей должности дела исправлять может». (сохранена орфография оригинала)

Так, благодаря таланту и прилежанию уже в двенадцать лет Матвей Казаков стал зарабатывать и кормить не только себя, но и свою многочисленную семью. Здесь необходимо подробнее поговорить о человеке, сыгравшем такую важную роль в жизни будущего архитектора Казакова – князе Дмитрии Васильевиче Ухтомском.

Учитель и благодетель

Князь Ухтомский (между прочим, самый настоящий князь, Рюрикович, прямой потомок Юрия Долгорукого) без сомнения сыграл выдающуюся роль в истории отечественной архитектуры. К сожалению, мало что из его творений дошло до нас — разве что, надвратная церковь Донского монастыря и колокольня в Троице-Сергиевой Лавре — зато он воспитал целую плеяду великих зодчих.

Созданная им «Дворцовая школа», располагавшаяся в доме Сенатской типографии в Охотном ряду, стала первым специальным архитектурным учебным заведение в стране, с нее начинаются все наши МАРХИ, Строгановки и т.д. Ухтомский сыграл огромную роль в жизни и творческом становлении Петра Никитина, Василия Баженова, Ивана Старого, Александра Кокоринова и, конечно, Матвея Казакова. В отношении последнего можно говорить не только о том, что Ухтомский был учителем — он стал вторым отцом для бедного сироты.

Десять лет — примерно с 1750 по 1760 годы — Казаков учился в школе Ухтомского. Он постигал в ней и общеобразовательные науки, и живопись, и математику, и умение вести себя в приличном обществе. И, конечно, архитектуру, причем, как теорию, так и практику. Конечно, выдающейся талант был дан Матвею от природы, но такие профессиональные навыки, как умение понять желание заказчика, составить удовлетворяющий именно его проект и точно рассчитать смету (что всегда будет визитной карточкой Казакова) были заложены именно в школе Ухтомского.

Проект архитектурной школы Дмитрия Ухтомского.

По окончании учебы Казаков продолжил работу в мастерской князя и начал преподавать на младших курсах его школы, вплоть до того момента, когда школа была закрыта, а сам мэтр не попал под следствие. Впрочем, это уже совсем другая и довольно трагическая история.

Первую самостоятельную практику Казаков получил в Твери. Город сильно погорел в 1763 году, и восстанавливать его отправили бригаду московских архитекторов, под руководством Петра Романовича Никитина – ученика и сподвижника Ухтомского. Казаков, уже имевший звание «архитектуры поручика», тоже отправился в Тверь и обратил на себя внимание при создании Путевого дворца. По возвращении в Москву архитектор поступает на работу в Экспедицию Кремлевского строения, которую только что возглавил его старый товарищ Василий Баженов.

Два мастера

Судьбы этих двух выдающихся мастеров удивительным образом оказались переплетены между собой. Они ровесники, оба коренные москвичи, выходцы из самых что ни на есть социальных низов (что, кстати, наводит на размышления о якобы отсутствии «социальных лифтов» в крепостническую эпоху). Благодаря выдающемуся таланту, оба оказались в школе Ухтомского, но Василий Баженов по протекции Ивана Шувалова довольно быстро переехал в Петербург, а Матвей Казаков остался в Москве.

Далее Баженов отправился в Европу, стал академиком нескольких французских и итальянских Академий, Казаков же дальше Твери не уезжал. К 1768 году Баженов шел на шаг впереди товарища как по званию в табели о рангах, так и по известности в обществе, потому стал начальником кремлевского строительства, а Казаков — одним из его помощников. Вскоре все изменится – грандиозный план Баженова так не будет реализован, а Казаков построит в Кремле Сенат и перестроит Арсенал, заодно восстановит разобранные стены.

Считается, что все дело в политике – не секрет, что Баженов был масоном и дружил с Новиковым. Возможно, хотя важны и личные качества мастеров. Баженов был художником, творцом и романтиком. Для него художественный замысел, идеология и эстетика проекта были первичны, даже в ущерб пожеланиям заказчика. Казаков же умел соотносить свои творческие амбиции с реальностью. Судя по всему, он был гибче коллеги, лучше умел вести переговоры, убеждать. Он был реалистичнее, посему и построить сумел гораздо больше.

Памятник Василию Баженову и Матвею Казакову в Царицыно.

© Руслан Кривобок / РИА Новости

А кремлевская история еще повторится в Царицыно – Баженов начнет строительство дворцового комплекса, а заканчивать будет Казаков. При постройке Большого дворца он максимально сохранил задумки товарища, приведя их в соответствие с требованиями заказчика, то есть и овец целыми сохранил, и волки сытыми оказались.

Был эпизод, когда они работали вместе на равных. Случилось это при создании на Ходынском поле павильонов к празднованию победы над турками в 1775 году, и совместный опыт был удачным: после этого Екатерина Великая поручила Казакову возвести Петровский путевой дворец. Но после смерти императрицы судьбы вновь изменила отношения к мастерам. Баженов наконец обрел признание: стал вице-президентом Академии художеств, получил от Павла заказ на строительство императорского дворца. Казаков же оставался в Москве. Но памятник перед царицынским дворцом поставили двум мастерам вместе и это абсолютно справедливо.

Готический замок на Ходынке

Петровский путевой дворец — это одно из самых ярких детищ Казакова и, пожалуй, наименее характерное. Казаков считается апологетом классицизма, можно даже сказать, одним из столпов этого нового в те времена для России стиля, и вдруг – неожиданная готика с явным налетом исконно русских традиций. Не исключено, что это стало следствием влияния Баженова и их совместной работы на Ходынском поле, где и имели место их первые эксперименты с неоготикой. Потом Баженов использует этот опыт в Царицыно, а Казаков при строительстве Петровского путевого.

В научной литературе сформировалось мнение, что автор неоготического стиля — все-таки Баженов, хотя точных указаний на это нет и, скорее, это дань традиции и имиджу Василия Ивановича как новатора и фантазера. Впрочем, в этом Казаков товарищу мало уступал, и вполне можно говорить, что новый стиль стал результатом творческого диалога зодчих.

Мастера словно соревновались между собой, придумывая совершенно новые архитектурные мотивы в рамках выбранной темы. Так Баженов в Царицыно сделал акцент на мавританские мотивы. А у Казакова готический арочный декор вполне сочетается с четкой классической симметрией и «фирменной» ротондой с куполом над центральным зданием дворца.

Петровский путевой дворец.

© В. Робинов / РИА Новости

И здесь же — масса чисто русских деталей: наличников, арок с гирьками, узорных поясов, кувшинообразных столбов, роднящих этот псевдоготический замок с русскими дворцами предшествующих веков – кремлевским Теремным или Коломенским. При более внимательном взгляде на него понятно, что автор не собирался строго придерживаться готического канона – скорее, он играет разными стилями, совмещая и переплетая элементы.

Кстати, Путевым дворец именуется, потому что стоит на дороге — Царском пути из Петербурга в Москву. Вдоль него располагалась цепочка таких дворцов, казаковский – самый близкий к Москве, ровно в одном неспешном конном переходе от Кремля. Там императрица собиралась отдыхать и ночевать накануне въезда в Первопрестольную. А Петровский — поскольку земли эти ранее принадлежали Высокопетровскому монастырю, тому, что на углу бульварного кольца и улицы Петровка.

Московская классика

Псевдоготический Петровский дворец — лишь эксперимент, стилевое исключение, а практически все остальные свои творения Казаков создавал в традициях «чистого» классицизма, или «палладианства» (название классического стиля по устоявшейся традиции связано с именем великого итальянского архитектора Андреа Палладио). По сути, он его и создал, во всяком случае, в Москве, хотя первые опыты в этом стиле все же принадлежат Баженову.

На сохранившемся макете баженовского Кремля видно типично классические портики, рустованные на античный манер квадры, колоннады, пилястры и прочие атрибуты стиля. Казаков шесть лет работал вместе с Баженовым и, видимо, проникся этими идеями. И кстати, ни Ухтомский, ни Никитин, ни кто-нибудь еще из учителей и старших коллег Матвея Федоровича в этом направлении не работал.

Здание Сената.

© Kremlin.ru / Wikipedia

Одно из первых и самое известное казаковское творение в традициях классицизма — это здание Сената, заложенное в 1776 году. Идеологически это продолжение работы Баженова. Несмотря на сложность планировки — строить пришлось на треугольном участке, так как Кремль был застроен — Казакову удалось сохранить симметрию крыльев, вписать ордерные черты и, конечно, купол с ротондой, который станет визитной карточкой мастера. Минимум декора, никаких излишеств, не более двух цветов, но при этом невероятная прочность конструкции. Здание успело послужить имперскому Сенату, потом московским городским службам и Советскому правительству. Ныне это резиденция главы России и над казаковской ротондой развивается президентский штандарт.

Со строительством Сената связана забавная легенда. Казаков спроектировал купол ротонды центрального Екатерининского зала толщиной всего в один кирпич, что вызвало недоумение и даже опасения у высокой комиссии. Тогда архитектор залез на купол и не сходил с него полчаса, приплясывая и топая ногами. Комиссию это убедило.

Последние два десятилетия XVIII века мастер и его ученики усиленно работали и творили: строили жилые дома, дворцы, подмосковные усадьбы, больницы, церкви. Заказов было так много, что Казаков стал делать условно-типовые проекты, на базе которых с минимальными доработками можно было быстро создавать конкретный дом.

Например, именно Казакову принадлежит идея городского дворца, с фасадом прямо по так называемой красной линии улиц. До этого усадьбы делали в основном П-образными с дворцом в глубине, на улицу, соответственно, выходили боковые флигели и парадные ворота между ними. Баженов стал делать высокие многоэтажные дворцы в классическом стиле, которые стояли прямо на улице, а хозяйственные постройки, наоборот, отодвигались внутрь.

Идея получила распространение, и по сей день в Москве сохранилось немало подобных сооружений: усадьба Губина на Петровке (Музей современного искусства), резиденция генерал-губернатора на Тверской (сейчас мэрия, но здание сильно перестроено), Благородное собрание (Дом Союзов), усадьба Гагариных на пересечении Петровки и бульварного кольца и т.д. Типовая в них лишь идея и стилистическое решение, но каждое сооружение самобытно и индивидуально.

Работал Казаков и над больницами: им построены Голицынская (Первая градская на Ленинском проспекте) и Павловская (4-я ГКБ на Павловской улице) — старейшие в городе капитальные здания, специально созданные для медучреждений. Голицынскую больницу иногда называют вершиной усадебного городского строительства, хотя строилась она вовсе не как усадьба.

Строил Казаков и церкви. Его можно назвать первопроходцем в создании совершенно нового типа храмов, совмещающих архитектурные каноны классицизма и традиции православного церковного строительства. Опыт окажется столь удачным, что в следующие полвека практически все храмы будут создаваться в аналогичном стиле. Да и сегодня влияние идей Казакова на церковную архитектуру очевидно.

Самые известные из сохранившихся казаковских храмов это церковь Филиппа Митрополита в Мещанской слободе (около «Олимпийского»), церковь Вознесения на улице Радио и церковь Космы и Дамиана на Маросейке. Последняя выглядит почти идеальной: минимум украшения, совершенство формы и красота гармонии. Впрочем, это можно сказать обо всех зданиях мастера.

Церковь святых Космы и Дамиана на Маросейке.

© Wikipedia

В последние годы жизни Казаков меньше строил, а больше преподавал и занимался вопросами теории градостроительства. В 80-х годах он воссоздал архитектурную школу, по образу давшей ему путевку в жизнь школы Ухтомского. Образована она была при Кремлевской Экспедиции, которую возглавлял Казаков, и в отличие от гордеца Баженова, учившего молодежь за свои деньги и на том обанкротившегося, Казаков добился государственного финансирования. В 1805 году школа была преобразована в Архитектурное училище.

К сожалению, закончить свои опыты в вопросах градостроительства мастер не успел. Но они не пропали даром, а были востребованы и отчасти реализованы учениками мэтра, которым выпало воссоздавать Москву после пожара 1812 года, после пожара город восстанавливали ученики мэтра, прежде всего, Осип Бове и Иван Еготов, которые сделали все, чтобы максимально сохранить наследие своего наставника. Они имели возможность использовать чертежи мэтра, благо, он был весьма дотошен и оставил богатый архив, а это позволяло восстановить здания в первозданном виде. По возможности, ограничивались лишь косметическими мерами, а некоторые дома вовсе не пострадали. Так, почти без изменений дошли до нас и самые знаменитые сооружения Казакова в Москве.


Георгий Олтаржевский