«Люди удивляются, что у священников есть жены». Как живет супруга одного из московских священнослужителей

«Так мы нашли друг друга»

Я родилась в совершенно обычной, но неполной семье. Помню себя с трех лет и знаю: мне всегда было важно видеть красоту этого мира и оставаться наедине с ней. В раннем детстве я не особенно соприкасалась с религией — моя семья не была верующей. Но созерцание заката, шум волн, звуки леса — все это для меня было огромной ценностью.

К 14 годам я поняла, что само зерно красоты этого мира — Бог. Тогда же я открыла для себя церковь. Богослужение в православном храме стало для меня средоточием всего божественного и прекрасного, что существует в природе. В тот момент пришло решение: я останусь здесь. Насовсем.

В моей жизни вышло так, что сначала я сама определилась со своими ценностями и путем, который хочу пройти. Уже исходя из этого искала человека, который разделял бы эти ценности. Так мы и нашли друг друга. Понимание, что мы хотим пройти одним путем, появилось не столько на уровне ощущений, сердечного отклика, а, в первую очередь, благодаря совпадению наших жизненных принципов, тех моментов, которые по-настоящему были ценны для нас, и единому пониманию, куда мы идем в этой жизни.

«Задавать вопросы и отговаривать смысла не было»

Мы познакомились в социальной сети «ВКонтакте». Это произошло совершенно случайно. Я просто увидела человека, увлекающегося философией, и мне стало любопытно.

Мы начали общаться и довольно быстро поняли, что очень похожим образом видим себя лет через десять или пятнадцать и можем вместе пройти этот путь. Мы осознали, что нам будет приятно и в радость стать спутниками друг для друга. Так и сделали.

К тому моменту никто их моих родных уже не отговаривал меня от мысли стать женой священнослужителя. Дело в том, что мое воцерковление происходило на глазах семьи. Период, когда мне было 13-14 лет, был довольно сложным для них. Тогда они не понимали, что вообще происходит, куда движется и к чему ведет. Но со временем им пришлось принять мое решение остаться в церкви. Если я что-то выбираю, это всегда всерьез и надолго. Пришлось с этим смириться.

Когда мы познакомились с будущим супругом, мне было 19 лет, и все понимали, что это логическое продолжение всей моей странной истории. Задавать вопросы или отговаривать не имело никакого смысла. Моя семья знала особенности моего характера.

«Я готовилась к своей будущей жизни»

Я понимала, что путь супруги священнослужителя потребует от меня определенной подготовки, ряда умений и навыков. Я наблюдала за происходящим вокруг, изучала, как устроен мир внутри церкви. К моменту нашего с супругом знакомства мне уже было известно, что молодых семинаристов, которые вступают в брак и принимают сан, практически всегда отправляют в сельский приход.

Я понимала, что там, скорее всего, не будет хора, а значит, у меня появляется задача — научиться петь. Также я стала изучать церковный устав и каноническое право. Я готовилась к своей будущей жизни. Уже к своему совершеннолетию я была способна худо-бедно собрать хор из бабушек и провести службу на клиросе вместо регента.

Особенных требований к женам священников нет. Христианство диктует примерно одни и те же нравственные правила и для мужчин, и для женщин. Супруги священнослужителей в этом отношении как-то особо не выделяются. Их положение — не сан и не какой-то особый статус. Ты просто разделяешь с человеком его жизненный путь и его ценности. Это самое главное.

Но существуют требования к будущим пастырям. В части семейных отношений и у будущего священника, и у его невесты это должен быть первый брак. Конечно, подразумевается, что это и первые отношения вообще.

Но создают семью двое настоящих людей, а не их убеждения или образ жизни, который видят другие. Дом — место, где каждый из нас становится настоящим, именно таким, какой он есть. И если сюда добавить тиранию требований к себе и друг другу, подобная ежедневная жизни рано или поздно начнет напоминать ад.

«Мы знали, что отправимся в село»

Мы с супругом, так же как и многие другие молодые священники и их жены, в скором времени отправились в один из сельских приходов. Уже через несколько дней после рукоположения мужа мы знали, куда именно мы едем. Это было село на моей родине, в Белгородской области, с населением около тысячи человек. Оно было первым в нашей довольно долгой истории.

Сильнее всего мне запомнилось, как страшно остаться одной на несколько месяцев в месте, к которому только начинаешь привыкать. Я родила первого ребенка, и когда нашей дочери было всего три месяца, мужу позвонили и сказали собираться в миссионерскую поездку на Чукотку. Примерно на полгода.

Именно эта ситуация осталась самым ярким воспоминанием о нашем первом приходе. Наверное, мы были слишком молоды для чего-то подобного. И пришлось обоим повзрослеть быстрее, чем мы могли бы.

«Мудрый совет накануне свадьбы»

Тогда мне было, наверное, 22 года. Когда ты совсем молод и еще не знаешь жизнь, представляешь себе свои будущие подвиги, и это кажется тебе очень романтичным. Ты еще не знаешь своих возможностей, не представляешь, какими могут быть и сама жизнь, и мир по отношению к тебе. И ты идешь вперед с каким-то отчасти безрассудным энтузиазмом.

Я потом вспоминала, как накануне нашей свадьбы сидела в семинарии, и ко мне подошел человек. Это был дворник, убиравший листья. Он посмотрел на меня и сказал: «Какие вы молодые! Смотрю на вас и вижу, как романтично пары смотрят на свои будущие свершения где-нибудь на Севере или в сибирских деревнях. Насколько же они еще себя не знают, своих возможностей, душевных в первую очередь, не представляют». Он тогда посоветовал: не гонитесь за подвигами, а просто проходите свою жизнь с любовью и радостью.

С течением времени я поняла, насколько это был мудрый совет, один из лучших, что слышала перед созданием нашей семьи.

«Три года в Москве»

Мы прослужили в селах семь лет, а затем нас направили в Москву. Здесь мы уже три года, и первый из них был самым сложным.

У меня был свой подоконник слез. Каждый вечер я садилась на него и просто плакала. Я не понимала, что происходит в этом городе, не понимала его жителей, его ритма. То, что было очевидным для тех, кто жил здесь, было совершенно неочевидно для меня. А ведь люди, которые живут своей обычной, привычной жизнью, многие вещи не озвучивают, и тебе приходится считывать их каким-то невербальным способом. Этого навыка у меня тогда не было. Так что первый год был для меня психологически очень трудным.

В течение второго года я смогла смириться с тем, что мы здесь, возможно, надолго, и проявить любопытство и к самому городу, и к его жителям. И уже на третьем году нашей жизни в Москве я нашла места, которые дают мне силу. Я начала понимать столицу, успевать за ее ритмом и полюбила ее.

«Полюбить Москву помогли люди»

В первую очередь мне откликнулись места, связанные с Анной Андреевной Ахматовой: дом, в котором она останавливалась на Большой Ордынке, храм, в который она ходила, садик у этого храма.

Еще одним любимым местом стала Марфо-Мариинская обитель, созданная великой княгиней Елизаветой Федоровной, ставшей святой. В каком бы состоянии я ни находилась, эти места всегда дают мне силу.

Полюбить его мне помогли люди, которые здесь выросли. Они сумели поделиться со мной своими ощущениями от столицы, показали те места, что трогают их душу. Представьте, что вы прогуливаетесь в лесу с кем-то из ваших друзей, и вам говорят: «Смотри, какая красивая птица!» Но вы ее не видите. И тогда другой человек берет вас за руку, подводит к дереву, показывает, куда нужно посмотреть, и говорит: «Да вот же она!» И вы наконец видите ее и можете разделить с другом радость встречи с чем-то прекрасным, понимание, и вообще увидеть особенную красоту в том, что вас окружает.

Друзья направляли меня, показывали то, что непременно отзовется где-то в душе. А поскольку это люди, близкие нам с супругом по духу, они ни разу не ошиблись.

«Каждое наше действие в быту — признание в любви»

В нашей семье нет какого-то четкого разделения на мужские и женские обязанности. С самого начала повелось так, что нам нравится делать все вместе. Что у кого лучше получается, тот это и забирает под свою ответственность. Например, муж гораздо более требователен к порядку в доме, и он понимает: если для него это настолько важно, он должен быть к этому причастен.

Или еще пример. Получается, что я готовлю для мужа, но и он периодически готовит для меня. Это выражение любви, заботы, внимания к состоянию близкого человека. Когда рано утром тебе приносят кофе с бутербродом или варят кашку, ты чувствуешь: кому-то на этом свете не все равно, что ты чувствуешь и вообще как ты сейчас.

Каждое наше действие в быту — это, наверное, признание в любви снова и снова. Мы всегда друг у друга на подхвате. Если кто-то устал и сдает позиции, второй приходит и всегда подхватит то, что падает из рук.

Так же и с детьми. У нас с супругом множество разных задач и проектов, и он понимает: я буду максимально эффективна только в случае, если высплюсь. И мой сон — мамин сон — сейчас в приоритете в нашей семье. Все знают, как важно «сделать добрую маму». Или вот сейчас, когда я говорю с вами, муж сидит с младшим ребенком, потому что жена делает что-то важное.

«Дети неизбежно усваивают ценности родителей»

Детей мы скорее именно растим, а не воспитываем в буквальном смысле слова. Они неизбежно усваивают ценности своих родителей. И происходит это в большей степени не на вербальном уровне.

И эту родительскую реакцию на какие-то жизненные ситуации и события дети мгновенно усваивают в семьях, в ежедневной бытовой обстановке. Для нас с мужем очень важно, чтобы то, что мы говорим, не расходилось с нашими поступками. В том числе так мы создаем среду, в которой дети растут, максимально раскрывая свой потенциал.

«Конфликты разрешаются словами через рот»

В психологически здоровой семье все конфликты и противоречия разрешаются в диалоге друг с другом — как говорят в соцсетях, словами через рот. Это очень важное умение и огромная сила. Так можно предотвратить намного более серьезные вещи.

Если ты открыто говоришь с близкими, ты не живешь на минном поле. Ты сразу можешь обозначить, что тебе не нравится, что ранит тебя или чего именно ты хочешь. И при этом ты не ждешь, что другой человек догадается, почему ты грустишь. Соответственно, ты и не обижаешься на него, если он не догадался.

При этом твой спутник, твой супруг знает: если тебе будет что-то нужно или неприятно, ты об этом просто скажешь. Это сразу же снимает множество рисков и поводов для конфликтов.

И это не только высокий уровень доверия между людьми. Такие отношения возможны, когда ты хорошо понимаешь себя, точно знаешь, чего на самом деле хочешь.

«Люди удивляются, что у священников есть жены»

Люди вообще удивляются, когда узнают, что у священников есть жены. Это некоторых шокирует, и иногда в разговоре нам приходится подождать, пока человек переварит и примет эту информацию, чтобы продолжить беседу.

Причина — в массовой культуре. Целое поколение выросло, например, на «Поющих в терновнике». Им сложно. Многие видят священников в аниме, но там они тоже католические либо протестантские. И у людей происходит разрыв шаблона, когда они сталкиваются с православными священнослужителями.

«Мы умеем не только читать и писать»

Кто-то забывает, что мы родились не в XIX веке, а, как я, в 90-е или, как мой супруг, в конце 80-х. Мы ходили в те же школы и играли в тех же дворах. После мы, естественно, шли получать какую-то профессию. У нас есть образование. Мы умеем не только читать и писать. Каждый из нас оканчивал то или иное учебное заведение.

Например, когда мы поженились, у меня уже было педагогическое образование, а в браке я пошла получать второе — психологическое.

Матушка в приходе не всегда играет какую-то значимую роль. Все зависит от величины города и самого прихода. Например, в Москве, где в большинстве храмов много священников, есть кому брать на себя различные обязательства. Но в сельском приходе ты иногда можешь остаться одна. И вот там ты будешь и флористом, и певчей, и регентом, и социальным работником. Тебе придется делать практически все. Тяжело ли это? По-разному. Зависит от талантов и установок каждого человека.

«Сравнивать сельские приходы с московскими сложно»

Москва очень разная, и приходы здесь тоже очень разные. Многое зависит от настоятелей, а каждый из них — человека своего, особого склада. Например, один может быть прекрасным организатором. В приоритете у него будут порядок и дисциплина. Эти ценности он будет транслировать прихожанам, так что вокруг него соберутся люди, которым особенно важно именно это.

Другой настоятель может быть человеком философского склада. Он будет рассуждать о сложных вещах и их взаимодействиях. Вокруг него также соберется своя аудитория — из людей, которым все это близко.

Но в селе вы одни. Людям в другой храм ехать далеко. И приходится находить общий язык со всеми.

Сравнивать сельские приходы с московскими сложно. Если бы могла возникнуть ситуация, когда все верующие столицы собрались в одном храме, это было бы еще как-то возможно. А так объективного сравнения не получится.

В Москве у нас своего прихода нет. Муж — клирик, один из священников в храме. Он служит в Отрадном. И есть такая вещь, как служебная неделя. У прихожан есть возможность выбрать, кто из священников им ближе, на чьи службы ходить.

Здесь я нашла много общего с последним сельским приходом, в котором мы служили. Может быть, дело в среднем возрасте прихожан, а возможно, в атмосфере. Она очень светлая. Люди друг друга знают, дружат, а не просто контактируют. Это очень заметно. Они активно участвуют в украшении храма перед праздниками, организации каких-то мероприятий, в том числе друг для друга. Им это нравится, они хотят этого и живут жизнью прихода.

«Мы создавали место, где можно получить поддержку»

В сельском приходе матушка находится в постоянном контакте с прихожанами. В Москве это не обязательно. К тому же после рождения четвертого ребенка я почти полностью погружена в семейные дела.

Когда мы были в селе, общения и взаимодействия с прихожанами было больше. У нас было двое подросших детей, и я была посвободнее.

Там мы задавали определенный вектор. В нашем приходе мы проводили адаптированные богослужения для семей с детьми-инвалидами. В основном речь шла про ментальные нарушения. Мы создавали определенную атмосферу, делали храм местом приятия для таких людей. Довольно часто даже на детских площадках этим детям бывает сложно, некоторых они пугают. Нам хотелось сделать так, чтобы мамы этих ребят могли прийти к нам, получить поддержку и помощь, когда это необходимо.

С подобными вопросами обращались чаще всего ко мне. Когда человек морально истощен и ему не на кого опереться, он выпадает из реальности, из жизни. А ребенок-инвалид — это зачастую навсегда. Если ты его мама, то знаешь: твои трудности не закончатся. Но при этом всегда хочется стать сильнее, чтобы дарить радость и любовь как себе, так и своему ребенку.

«В соцсети нет вторжения в личную жизнь»

Мы вели и продолжаем вести свои страницы в соцсетях. Когда ты находишься там, не ощущаешь на себе излишнего внимания. Ты просто видишь цифры и аватарки, но не можешь представить, что все эти люди — вокруг тебя. Это не соотносится в сознании.

В реальной жизни, даже если нас узнают, чаще всего не беспокоят. И я благодарна за это.

Но сложности тоже бывают. Периодически я напоминаю в своем блоге, что вай-фай есть у самых разных людей, но не нужно на полном серьезе вступать в диалог, если что-то очевидно идет не так. Пару раз случались ситуации некоего преследования и попыток организации травли, но ты понимаешь, что у таких людей просто есть некое расстройство. Они не могут перестать себя так вести и делать то, что делают. Благо функционал соцсетей позволяет отделить таких людей от остальных подписчиков. А в реальной жизни до нас сложно добраться — мы либо заняты, либо дома. Но иногда мы бдим.

«Мы видим, насколько это терапевтично»

Сама мотивация ведения этих страниц менялась по мере нашего и духовного, и психологического взросления. С 2015 года, когда мы начали, все изменилось уже несколько раз.

Сейчас мы не ставим каких-то глобальных целей. Мы просто видим, насколько терапевтичным бывает для людей возможность увидеть, что в этом мире есть радость, любовь и возможность создать семью, о которой ты мечтаешь.

Зачастую не нужны какие-то слова или наставления. Человек многое считывает по глазам, по позе, которую ты занимаешь рядом с супругом, по тому, как дети ощущают себя рядом с родителями. И многие, имея травматичный опыт в семьях, понимают, что мир на травме не заканчивается. У них всегда есть возможность, есть шанс построить свое счастье, быть принятыми и любимыми.

«Меня читают сатанисты»

К представителям других религий и атеистам, которые подписаны на наши соцсети, я отношусь совершенно спокойно. Я знаю о них как о факте. При этом за людьми остается право свободного выбора. Например, меня читают сатанисты. Именно от них я узнала, что они сами не относят себя к дьяволопоклонникам. Там какая-то совсем своя философия. Но они читают мою страницу и, судя по всему, что-то здесь для себя находят.

Когда у человека есть свои убеждения, скорее всего, он что-то ищет в этом мире, о чем-то задумывается. И если что-то для него отзывается в моем блоге, эта страничка может оказаться какой-то ступенью, пусть и одной из многих, к тому, что именно он пытается найти.

В основном люди пишут благодарности, причем благодарят совсем не за то, о чем я сама могла бы подумать. Иногда ситуации бывают очень неожиданными. Подписчики считывают какие-то вещи, на которые я не обращаю внимания. При этом обозначают они это в комментариях довольно размыто, и сложно сказать, какая у них сложилась ситуация.

Но буквально пару дней назад мне написала женщина, сумевшая бросить курить. Почему-то она благодарила за это меня. Я даже не могла связать эту ситуацию с тем, что я делаю. Но вот как-то ей это помогло. Иногда я думаю, что просто нужно быть собой. Ты никогда не знаешь, что именно из того, что ты делаешь и говоришь, отзовется в другом человеке.

«У нас есть профессия, и мы работаем»

Если говорить о доходах нашей семьи, то мы, наверное, плохой пример чего-то среднего московского. Мы здесь только три года, и я продолжаю наблюдать за этим городом, разбираться, что и как тут устроено.

Я вобрала в себя ценности моей матери. Это сильная женщина, ценящая свободу, в том числе и финансовую независимость. Я выросла с этими установками. И для меня тоже было важно работать самой.

Бог всем нам дает какой-то талант. Мы можем реализовать его в жизни или нет. Но точно наивно думать, что женский мозг как-то уступает мужскому в плане интеллекта или, например, творчества. Мы все очень разные. Женщины у нас учатся на самых разных факультетах и успешно реализуются в профессии.

На самом деле дети не мешают строить карьеру ни мужчине, ни женщине, если это полная семья, где все делается сообща. Да, есть примеры семей священников, когда жена занимается только детьми. Но именно мне было важно реализоваться еще и в профессиональном плане. Сейчас я работаю из дома.

На сегодняшний день я как психолог не консультирую, но продолжаю заниматься психологическим просвещением. Мой основной доход приносит мне написание текстов. Сейчас я самозанятая, и пока младший ребенок будет маленьким, так это и останется. Что будет дальше, сказать сложно. Мир постоянно меняется. Но уже сейчас у нас много возможностей. И это здорово.

«Сложно вспомнить, когда мы отдыхали»

Судя по всему, мы те самые странные люди, которые получают удовольствие от того, что делают. И если мы устаем от какой-то деятельности, то просто переключаемся на что-то другое.

Для меня отдых — пешие прогулки по старым улицам. Я люблю гулять по Замоскворечью, где множество старинных мест, очаровательных двориков. В Москве вообще никогда не знаешь, что найдешь. И вот ты идешь по городу и видишь: здесь останавливалась Ахматова, а здесь учился любимый в нашем православном сообществе писатель Шмелев. Это очень вдохновляет.

Я пытаюсь предложить детям разделить со мной удовольствие от таких прогулок, но пока получается не очень.