«Люди ждут, что я буду скромной, а я ожиданиям не соответствую». Как живет жена известного раввина

«Мы поняли, что здесь есть что-то большее»

Все началось где-то в 2013 году, когда я начала искать большего еврейства в своей жизни. В то время я училась в университете и жила в Мытищах с родителями. В моей семье не было ничего еврейского. Я стала первой, кто начал искать некий свой путь к нашим традициям, к иудаизму.

Первое, что я сделала, — пошла в местную общину. Но там оказалось слишком мало уроков Торы. Мне же хотелось большего погружения, и я стала искать, где можно получить необходимые мне знания.

В социальных сетях я нашла страницу общины «Среди своих» и ее лидера, Йосефа Херсонского. Меня очень заинтересовало то, что происходило внутри нее. Я стала наблюдать за общиной, а в итоге пришла на недельную главу Торы, которую вел Йосеф. Я даже помню, что это была глава под названием Экев. Так мы с будущим мужем и познакомились.

Наши отношения развивались постепенно. Путь от момента нашего знакомства до момента, когда мы стали парой, занял около четырех лет. Долгое время мы общались просто как раввин и прихожанка. В иудаизме запрещено встречаться до заключения брака. И мы, конечно, соблюдали это правило. При этом отношения между нами были очень теплыми и дружескими. В какой-то момент мы поняли, что, кажется, здесь есть что-то большее. И Йосеф сделал мне предложение.

«Делай то, что нужно»

Мое погружение в еврейство началось с того, что я купила себе ханукию (традиционный светильник, который зажигают в течение восьми дней на еврейский праздник Ханука — «Мослента»). Я не знала, как правильно с ней обращаться, поэтому зажигала в своей комнате сразу всю, а не по одной свече каждый вечер, как положено. Но для меня это было очень важно, это было какое-то мое собственное еврейство в среде, где его не было вообще.

Поначалу мне казалось, что мои родители, услышав, что я планирую соблюдать кашрут и шаббат, ответят: делай, что хочешь, только не в этом доме. Но вышло наоборот.

Я поговорила с мамой, и, к моему удивлению, она сказала: «Вот тебе новая посуда и вообще все необходимое. Пользуйся, соблюдай, делай, то, что нужно». Мои родители очень поддержали меня. Это редкость. И я им очень благодарна за такой шаг в мою сторону, за приятие меня.

К Йосефу мои родители тоже отнеслись с большой симпатией. Сначала я познакомила его с мамой. Она была им полностью очарована. В итоге мама начала называть его исключительно «мой любимый зять». И даже моя бабушка, человек тяжелый, прямолинейный и своенравный, после знакомства с Йосефом сказала: «Какой прекрасный!» А понравиться ей было намного сложнее.

«Раввин более праведным быть не должен»

У меня свое мнение относительно правил жизни супруги раввина. Например, считаю, что раввин не должен быть более праведным, чем все остальные. Он не священник. На нем так же лежат 613 заповедей, как на всех евреях, но на этом все. Он не обязан выделяться.

Раввин — это, по сути, юрист, который хорошо разбирается в законе. Существуют раввины ученые и раввины, занимающиеся с людьми в общинах. Но в обоих случаях это скорее юридические специальности. С точки зрения еврейского закона это не налагает на человека требования быть более праведным, чем любой другой соблюдающий.

Бог передал заповеди для мужчин и женщин, коэнов и левитов (сословия священнослужителей в иудаизме, предки которых служили в Храме — «Мослента») и для царей. Но для раввинов никаких отдельных, именно к ним относящихся заповедей нет.

Конечно, в еврейском законе отмечено, что раввин должен быть примером для остальных членов общины. Но об этом положении ведутся споры. В любом случае сложно сказать, что даже это накладывает на раввина какие-то сверхзадачи или сверхобязанности.

«Я — жена человека»

Мой муж — раввин. Но прежде всего я — жена человека. Я вышла замуж за Йосефа не из-за его статуса, не потому что он раввин. Я полюбила его, потому что он — это он.

На мой взгляд, женщина — не бесплатное приложение к мужчине. Муж может быть раввином, нефтяником, преподавателем в университете или кем угодно еще. Для меня это понятия примерно из одного рядя, потому что обозначают род деятельности человека. Это не налагает на женщину дополнительных обязанностей. То же правило работает и в обратную сторону, например, если я — нейробиолог, это не обязывает моего мужа разбираться в работе мозга и нервной системы человека. Речь идет просто о моей профессии.

Но отношение к раввинам и их женам, как я вижу, очень зависит от среды, в которой выросли люди. Многие евреи родились и сформировались среди христиан. Это накладывает свой специфический отпечаток. Такие люди считают, что раввин — это своего рода священник, посредник между ними и Богом. Но это не так.

Я не должна быть более праведной, даже не обязана соблюдать столько, сколько соблюдает мой супруг, например. Мои отношения с Богом и его отношения с Богом — разные вещи. Но это не влияет на ситуацию в нашей семье.

«Я не называю себя реббецин»

Я придерживаюсь феминистических взглядов. У меня свой путь соблюдения правил нашей веры, который входит в противоречие со всяческими стереотипами о женах раввинов.

Я четко отделяю то, что сама считаю правильным, от того, что считают верным все остальные. И я не называю себя реббецин (супруга раввина — «Мослента»). Что это? Это просто слово, означающее «жена раввина». Оно не предусматривает никакого особого поведения.

Но люди навешивают на этот образ свои ожидания. Например, они ждут, что я буду очень скромной, не стану материться, буду слушаться своего мужа и так далее. Я совершенно не соответствую этим ожиданиям. Поэтому я говорю про себя, что я не реббецин, то есть не тот образ, который кто-то хочет видеть вместо меня настоящей.

«Как вы можете себя так вести?»

Люди, которые ходят в нашу общину, относятся к моим взглядам и моему поведению нормально. Они, в конце концов, сделали выбор ходить именно к нам, несмотря на то, что мы необычные. Наша позиция — нестандартный случай.

У меня и моего мужа, конечно, есть хейтеры, которые постоянно говорят: «Да как вы можете себя так вести?» Например, у нас есть друг, тоже раввин. Он постоянно лайкает мои посты, а они достаточно жесткие, своенравные и иногда с матерными словами. А потом к нему приходят люди и спрашивают: «Как так? Как ты, святой человек, можешь лайкать непонятно что?»

Люди относятся к моему образу жизни очень по-разному. Кто-то говорит мне: «Если бы не ты, мы бы думали, что иудаизм — невероятно скучная и тоскливая штука, и не стали бы ходить в общину». Я получаю комментарии от людей, которые признаются: если бы не знали, что можно быть неидеальными, не очень скромными, но при этом соблюдать то, что диктует нам наша вера, они бы просто не пришли к еврейству, к иудаизму. Кого-то это отталкивает, они осуждают меня, хейтят.

«Слава Богине!»

Меня все это очень веселит. Самое худшее в мире, на мой взгляд, — равнодушие. Если тебя любят, это классно. Но если хейтят, это тоже в определенном смысле здорово. Ты вызываешь реакцию, людям есть до тебя дело.

Вот, например, я говорю «Слава Богине!» вместо «Слава Богу!», потому что у Бога, как известно, нет ни пола, ни гендера. К нему эти категории вообще не относятся, так что и фразы получаются равнозначными. Но есть люди, которые упрекают меня за это. А есть такие, что ничего не говорят мне сразу, но в какой-то дискуссии могут едко ввернуть: «Как ты говоришь, слава Богине!» И я понимаю, что человек меня читает, запоминает, что я пишу, и ему не все равно. Это круто.

«Если что, я и послать могу»

Иногда я устаю от повышенного внимания к себе. У меня не очень удобный характер, так что в целом люди привыкли, что со мной надо быть аккуратнее.

Я испытываю некоторое давление со стороны общества, и оно периодически меня утомляет. Но для меня это вполне посильная нагрузка. Я нормально себя ощущаю.

«Материальное уходит на второй план»

Несколько лет назад мой муж был вынужден уехать из России, и единственное решение, которое могла принять я, — поехать вслед за ним.

Мы выбрали Израиль. Было понятно, как и на каких основаниях мы можем жить здесь. Путь был более-менее ясен. Например, если бы мы выбрали Штаты, вначале нам было бы сложнее.

Жизнь в Тель-Авиве и в Израиле вообще сильно отличается от жизни в Москве как на общем, так и на нашем, частном уровне. В первую очередь это касается ценностей. Они здесь совсем другие. В этой стране материальное как бы уходит на второй план.

Например, ты можешь идти по улице и встретить людей, которые просто сидят на тротуаре или на земле. Для москвича это очень странное поведение. Земля грязная. Неужели одежду не жалко? Не жалко. Одежда — это просто одежда. Ей здесь никто не уделяет слишком много внимания.

Когда мы с мужем жили в Москве, у нас был очень разнообразный гардероб. Мы любим красиво одеваться, так что в шкафу можно было найти немало оригинальных и, прямо скажем, недешевых вещей. Но здесь мы начали одеваться максимально просто — шорты, юбки и футболки. Все.

Само место, в котором мы живем, стало постепенно переключать нас на другие ценности. Если в Москве было важно впечатление, которое ты производишь на других, тут на первый план выходит вопрос, кто ты сам такой. Ты постепенно переводишь свой взгляд внутрь себя.

Сейчас в Израиль приезжает много наших друзей из Москвы. По понятным причинам все они в довольно тревожном, нервном состоянии. Но мы знаем: буквально через полгода они расслабятся, все будет нормально. Израиль благотворно влияет на наше ментальное состояние. В отличие от очень стрессовой Москвы здесь очень спокойно.

«Скромность в одежде»

Меняем мы гардероб или нет, есть нормы внешнего вида, которых придерживаются все евреи. Это опять же не отдельные правила для раввинов и их жен, а законы для всех. Наш статус тут ни на что не влияет.

Основное требование — соблюдение скромности в одежде. Например, юбка должна закрывать колено, а верх — локти и ключицы. Глубокое декольте — не для евреек. А еще замужние женщины покрывают голову.

Мужчины также должны носить брюки и шорты, закрывающие колени

«Йосеф восхитительно готовит рыбу»

В нашей семье нет разделения на мужские и женские обязанности. Все занимаются всем. У меня есть своя зона ответственности, у Йосефа — своя, у живущего с нами его сына — своя. Например, муж занимается всеми финансовыми вопросами, в первую очередь, оплачивает счета. Мы договорились, что я даже не касаюсь этой сферы нашей жизни.

Моя задача — семейный менеджмент. Например, если я вижу, что ребенок ходит в рваных кроссовках, надо купить новые. Закончилось мыло? Надо купить мыло. В общем, моя задача — следить, чтобы все было в порядке и на своих местах.

Если говорить о более простых бытовых вопросах, то, например, за посуду отвечает Йосеф, а я — за стирку. Готовит в нашем доме тот, на кого нашло вдохновение, хоть есть у каждого и какие-то коронные блюда. К примеру, Йосеф восхитительно готовит рыбу, так что если всей семье захотелось устроить рыбный день, за плитой — муж.

«Мы оба работаем»

В разных семьях раввинов доходы тоже складываются по-разному. В нашей семье мы оба работаем. Раввин — полноценная работа в формате 24 на 7. В нее входят и уроки Торы, и переводы, и многое другое. У Йосефа всесторонний доход.

Я работаю в университете и получаю свою скромную зарплату. Никто из нас не получает никаких дотаций от государства, нашу общину оно не спонсирует. Сам Йосеф не считается государственным чиновником. Так что мы просто зарабатываем, как и все нормальные люди.

«Сначала воспитываем еврея, потом — профессионала»

В нашей семье есть как религиозные, так и вполне светские ценности. У Йосефа пятеро сыновей и дочь. Дети учатся в религиозных школах до тех пор, пока сами не захотят перейти в другие, светско-религиозные. Это базис.

За религиозное воспитание в нашей семье в большей степени отвечает Йосеф. Я скорее занимаюсь светским образованием, то есть слежу за математикой, физикой, химией, художественной литературой и прочими дисциплинами. В нашем доме пять книжных шкафов. Три из них занимает религиозная, два — светская. Это мои учебники, а также художественная и научно-популярная литература от Довлатова до Хокинга и Венди Сузуки, написавшей книгу «Странная девочка, которая влюбилась в мозг».

С одной стороны, мы очень требовательные родители, а с другой — очень либеральные. Мы просим от детей максимальной эффективности. Если ребенок учится, он должен делать это хорошо. Когда что-то не получается, можно обратиться к нам, и мы дадим необходимые ресурсы.

Если завтра выходной, старшие дети могут гулять хоть всю ночь, нет проблем. Им нужно только написать нам пару раз за это время, что все в порядке, и звонить, если что-то случится. Есть фильм, в котором главная героиня в исполнении Мэрил Стрип говорит: «Я не могу не брать трубку, у меня трое детей». Вот у меня — то же самое. Йосеф спит крепко, а у моей подушки — включенный телефон на случай, если дети позвонят.

Израиль — очень безопасная страна. Я не чувствую никакой опасности, даже если иду по улице в два часа ночи.

Мы также не будем выносить детям мозг, если они долго сидят за компьютером. Если ребенок хорошо учится, пусть сидит сколько угодно.

И еще у нас в семье есть правило — никакого насилия. Мы запрещаем драться младшим детям. Если кто-то кого-то ударит, сразу возникнет возмущенная Маша и сделает выговор. Насилие — это плохо, а все вопросы нужно решать друг с другом словами через рот.

«У нас более еврейский фильтр»

Мы очень любим ходить в гости или приглашать гостей к себе. У нас очень много друзей.

И нам очень нравится путешествовать. Мы ездили в самые разные места от Азии до Европы. Вот только в Штатах я, в отличие от Йосефа, пока не была. В общем, отдыхаем мы, как все нормальные люди.

Единственное отличие — у нас есть определенные ограничения, потому что мы соблюдаем шаббат и кашрут. Приходится подстраиваться. В шаббат, например, мы просим аналоговый ключ от отеля. Вообще стараемся воспользоваться сервисом недвижимости Airbnb, подобрать вариант с подходящими ключами, потому следим, чтобы дверь подъезда оставалась открытой. Мы также будем посещать только кошерные рестораны или питаться какими-то продуктами, которые сами купим в супермаркете.

Мы посещаем те же места, что и все остальные туристы, но наши впечатления в итоге отличаются от той картины, что получают светские люди. Можно сказать, что у нас более еврейский фильтр, хотя в своих путешествиях мы не стремимся пребывать исключительно в еврейской среде.

Но, например, недавно мы были в Лондоне. Получилась большей частью деловая поездка. И от города у нас остались очень еврейские впечатления. Мы постоянно были с местными евреями, ходили в общины, нам показывали еврейские места. Человек, просто приезжающий в Лондон, не видит этой стороны жизни, ему доступен более британский город.

Все это накладывает своего рода ограничения на восприятие. Например, мы не заходим в церкви, поэтому не можем посетить ни Сикстинскую капеллу, ни Собор святого Якова в Сантьяго-де-Компостела. Мы не получим этой части культурного впечатления.

И мы не сможем полностью проникнуться кулинарными тонкостями местной национальной кухни в той или иной стране — кашрут предполагает, что питаться мы действительно будем только в кошерных ресторанах.